У национального языка не может быть даты рождения. Но у нации может быть гений, который сделает родной язык «классикой». 15 лет назад 6 июня стало для нас двойным праздником. Это день рождения Александра Пушкина и, учреждённый ООН в 2010 году, День русского языка.
Если бы Александр Сергеевич прислушивался к критикам больше, чем к своему гению, мы бы сейчас писали и думали иначе. Настолько велик его вклад в создание современного русского литературного языка.
РУССКИЙ, ПРОЗВАННЫЙ ФРАНЦУЗОМ
«Пишите мне по-русски; вы должны говорить только на языке своего призвания». Так просил Пушкина его друг, русский философ и прототип Евгения Онегина Пётр Чаадаев. Ответ «создателя русского литературного языка» может поразить патриотически настроенную общественность: «Друг мой, я буду говорить с вами на языке Европы, он мне привычнее нашего, и мы продолжим беседы, начатые в своё время в Царском Селе».
Как вы понимаете, дружеская переписка велась на французском, и менять удобную форму общения Пушкин не пожелал. На тот момент ему было 32 года. Юношеское увлечение французской литературой и культурой с годами не прошло. А было оно настолько сильным, что в Лицее Александра прозвали Французом. К счастью, в списке личных симпатий менее «удобный» русский язык был на первом месте.
ЗДОРОВО, РЕБЯТА!
«…вошёл бы в гостиную гость с бородою, в армяке, в лаптях и закричал бы зычным голосом: Здорово, ребята! Неужели бы стали таким проказником любоваться?» А это пылает благородным гневом Михаил Каченовский, критик и публицист, профессор, ректор Московского университета. А оскорбила его возвышенный литературный вкус поэма «Руслан и Людмила».
В школе учителя нам рассказывали о Пушкине исключительно в хвалебно-возвышенном тоне. И, естественно, мы думали, что и при жизни любое произведение Александра Сергеевича читатели встречали восторгом и аплодисментами. Увы, это не так. «Язык призвания», которым была написана поэма «Руслан и Людмила», многие литературные эстеты сочли слишком «грубым».
ЗОЛОТАЯ СЕРЕДИНА
Итак, с точки зрения литературной аристократии, Пушкин с русским языком «напроказничал». Сейчас мы ничего революционного не заметим в строчках «Княжна с постели соскочила» или «Зима! Крестьянин, торжествуя…». Но для таких критиков, как г-н Каченовский, это звучало вопиюще вульгарно. Ведь нельзя высокое слово «торжествует» применять к культурно «низкому» слову «крестьянин». А стилистически «высокая» княжна не может с постели «соскочить», она может «снизойти».
Не будем забывать реалии начала XIX века. Нация была расколота на «верхи» и «низы», в том числе и по языковому принципу. Культурные верхи говорили на французском, который и Пушкину был «привычнее нашего». А если и «снисходили» к родной речи, то в торжественной манере императорского двора. Иными словами, писали так, как в народе не говорят. К примеру, как Ломоносов: «Я россов счастьем услаждаюсь, Я их спокойством не меняюсь».
Впрочем, языковая разобщённость беспокоила и элиту. Так, адмирал и министр народного просвещения Александр Шишков предлагал вообще все иностранные слова заменять на славянские. Если бы Пушкин прислушался к его авторитетному мнению, мы бы говорили не бульвар, а топталище, не театр, а позорище, не бильярд, а шарокат. Патриотичные потуги адмирала поэт увековечил в «Евгении Онегине». Вспомним ироничную строку: «Шишков, прости: не знаю, как перевести».
Нужно было найти «золотую середину», чтобы русский язык не скатился на уровень родной кабацкой брани и в то же время не стал второсортной копией «высокого» заморского стиля. Пушкин видел в этом задачу национальной необходимости, а не личных амбиций.
Специально для «Донецкого Кряжа» языковую ситуацию пушкинских времён прокомментировал Вячеслав Теркулов, доктор филологических наук, профессор, обладатель высшей награды русистики – медали А. С. Пушкина.
«Язык стал таким, потому что именно в таком языке была потребность, потому что такой его вид был предопределён течением времён. Во времена Пушкина были и архаисты-шишковисты, и либералы-карамзинисты, но появился Пушкин, сумевший соединить то, чем грезили первые, с тем, чем грезили вторые. Не было бы Пушкина, думаю, был бы кто-нибудь такой же. Но… Был Пушкин».
НУЖЕН БЫЛ ГЕНИЙ
Дело Пушкина не всеми приветствовалось и не всеми одобрялось. Он проявил поэтическую чуткость, уловив главную задачу своей эпохи. И мужественную твёрдость, не свернув с верного пути из-за неодобрительных возгласов критиков. А критики было немало. Одним Пушкин казался чрезмерно «прозападным». («Бывало, что ни напишу, Всё для иных не Русью пахнет», – сетовал поэт в послании «Дельвигу».) Другим – слишком «простонародным».
Надо признать, на своём пути Пушкин был не одинок. Жуковский, Батюшков, Вяземский и Чаадаев в той или иной степени тоже придерживались «золотой середины» между любовью к Родине и уважением к Европе. Но они были менее талантливы.
«При всём моём безмерном почтении к нашему главному классику, полагаю, что, говоря о его роли в русской культуре, следует избегать чрезмерности. Языковые и литературные тенденции не настолько зависят от отдельной личности, как представляется в общественном сознании. Тот языковой формат, который мы называем пушкинским, уже был освоен Карамзиным, Жуковским и другими современниками. Это общий и закономерный процесс, но нужен был гений, который возвёл бы русский язык на европейский уровень и оставил потомкам классические образцы его поэтического, прозаического и бытового употребления. Это сделал Пушкин».
Так дело «создателя русского литературного языка» для «ДК» прокомментировал Александр Кораблёв, доктор филологических наук, критик и писатель, в период с 2005 по 2015 годы заведующий кафедрой теории литературы и художественной культуры ДонГУ.
СУДЬБА ЕГО СЧАСТЛИВА
Добавим ещё мнение нашего земляка, уроженца Горловки, Александра Панарина доктора философских наук, профессора кафедры теоретической политологии МГУ. В статье «Миссия Пушкина на исходе ХХ века» он указывает и на геополитический масштаб языковых реформ Пушкина:
«Не будь Пушкина, Россию, скорее всего, ожидало бы банальное решение проблемы западничества. Разочаровавшись в „передовом Западе“, русские могли бы удариться в противоположную крайность и стать агрессивными почвенниками, изоляционистами и ксенофобами. Пушкин пошёл по другому пути. Он говорил с Западом на равных, не впадая ни в агрессивность, за которой скрывается слабость и неуверенность в себе, ни в неумеренную восторженность».
Итак, убеждённый галломан Пушкин в итоге поднял русский язык на уровень Шекспира, Данте и Гёте. Как это ему удалось? Вопрос открытый. Возможно, повлияли старшие друзья: Чаадаев и Жуковский. Возможно, сказки няни Арины. Возможно, великая победа 1812 года над «передовым» Наполеоном. Возможно, всё вместе.
Предоставим же слово и самому виновнику торжества. Так о родном языке писал Александр Пушкин:
«Как материал словесности, язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство пред всеми европейскими: судьба его была чрезвычайно счастлива. Простонародное наречие необходимо должно было отделиться от книжного; но впоследствии они сблизились, и такова стихия, данная нам для сообщения наших мыслей».
Артём МАСЛОВ
Хотите знать больше? Свежие репортажи, аналитика без купюр и главные сюжеты недели — в новом выпуске газеты «Донецкий кряж». Читайте нас также ВКонтакте, и в Telegram.
